Прошло несколько мучительных минут. Отец тяжело вздохнул на всю комнату. Егорка выглянул сердито и сказал: - В лавочку, что ли, надо?..
Чрез гласных разумею тех сильных вельмож, кои по большей части самым простым звуком, чрез одно отверстие рта, производят уже в безгласных то действие, какое им угодно...
В кипевшем кругомшуме звук удара прозвенел отчетливо и страшно, и в ноздри ударил острыйзапах металла...
«Во мне два человека...»(В чем сложность и противоречивость натуры Печорина)
В предисловии к роману «Герой нашего времени» Лермонтов с сожалением отмечал, что пока еще русский читатель наивен и слишком простодушен, поэтому ему зачастую приходится разъяснять цели и замысел своих произведений. Такое замечание писатель высказывал неслучайно, потому что действительно поначалу подобное непонимание возникло и в отношении главного героя романа — Печорина, которого современники тут же обвинили в безнравственности. Но критики и литературоведы, достаточно искушенные в вопросах русской и мировой литературы, сразу же заговорили о новом художественном типе героя — молодом человеке с не-однозначным, противоречивым характером, и по этой причине неспособном найти свое место в жизни. С самого начала Печорин предстает перед читателями как «странный человек». Вот как о нем говорит добродушный Максим Максимыч: «Славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен... Да-с, с большими был странностями». Странность во внешнем и внутреннем облике Печорина подчеркивают также и другие персонажи романа (странствующий офицер, княжна Мери). Но этой особенности Печорин достигает не благодаря своему социальному происхождению или привилегированному положению в обществе, которых в то время порой было достаточно, чтобы произвести впечатление и заинтриговать людей. Печорин заставляет о себе говорить других героев, а вслед и самих читателей, благодаря своим внутренним качествам и глубине характера. Сложный внутренний мир Печорина — это и есть тот главный, вырабатывающий жизненную энергию нерв, на который влияет окружающий мир, со всеми его положительными и негативными сторонами. Многие поступки Печорина даже его близкие друзья, такие как Максим Максимыч, Вернер, Вера и другие, не могут понять и объяснить. Но при этом они не решаются обвинять своего друга в безнравственности. Возможно, потому, что в поступках Печорина всегда чувствовались естественные движения души героя. Лермонтов выносит на суд читателей всю генеалогию сложности, неоднозначности характера и поведения Печорина: Сам герой в откровенном разговоре с Максимом Максимычем так объясняет свою «странность»: «Воспитание ли меня сделало таким, бог ли меня так создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив». Действительно, самым удивительным для Печорина и для тех людей, с которыми его сводит судьба, остается несчастливый финал для всех участников. Когда молодой офицер увидел Печорина, его поразили глаза этого человека. Стальной блеск, который они отражали, мог говорить лишь об одном — или о злом нраве, или о глубокой постоянной фуста. Но самое главное, что все свои противоречия Печорин сумел почувствовать и осознать, но при этом не сумел сделать следующего шага — преодолеть их. Так, герой искренне признавался: «Во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пус-тее день ото дня...». Печорин действительно обладает многими завидными качествами - он умен, физически развит, внешне привлекателен, смел и уверен в себе. Но при этом ему все-таки недостает важного звена, той животворящей силы, которая смогла бы объединить и направить достоинства Печорина а нужное русло. По этому поводу герой произносит ключевую фразу: «Если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви». Печорин, наверное, забыл старинную мудрость, которая гласит: от добра добра не ищут. Через препятствия и все невзгоды человека ведет только всепоглощающая, а не эгоистичная любовь. Однако на протяжении всего романа Печорин был больше озадачен личными проблемами, чем судьбой других героев. В одном из собственных рассуждений, сам того до конца не осознавая, герой выносит себе приговор, он говорит: «Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого». Таким образом, Печорин выбирает дорогу зла, а не любви. Но назвав свой роман «Герой нашего времени», Лермонтов как бы усложняет проблему, выносит ее за рамки личного решения. На самом деле, может быть, это время породило таких героев? Действительно, современность Печорина — 30-е годы XIX века -это переломный период в жизни общества, когда заканчивается эпоха романтизма. В свое время романтики очень много говорили и размышляли об идеалах и светлых устремлениях человека, а реальность так и осталась ими непознанной, холодной и беспощадной к человеку. Поэтому общество всерьез начинает задумываться о том, как примирить мечты и реальность, сократить пропасть между ними. И этот шаг не сразу удастся сделать, еще многие люди будут срываться в бездонную пропасть, через которую еще не проложен заветный мост, - так, как это произошло и в жизни Печорина.
Тем временем:
... У художника, если он действительно художник, анализ не может быть голый: он облекается непременно в поэтические образы; он приковывается даже иногда к одному образу, преследующему художника во все продолжение его деятельности и видоизменяющемуся сообразно с ее различными фазисами. Иногда этот образ, этот нравственный идеал самого художника, раздвояется, как, например, у Пушкина — на Онегина и Ленского, у Лермонтова — на Арбенина и Звездича, на Печорина и Грушницкого. Раздвоение образа есть, конечно, всегда признак движения вперед самого художника, становящегося в критическое отношение к преследующему его образу, и результатами своими оно, это разделение, гораздо богаче мрачно-сосредоточенной односторонности, которая могла вполне узакониться, может быть, только раз, в лице Байрона,— да и у того тип несколько двоится, по крайней мере, по отношению к краскам,— на Гарольда и Дон-Жуана.
Во всяком случае, у самых объективных, равно как у самых субъективных художников, можно доискаться одного главного, преследующего их образа. Чем художник по натуре шире, тем шире и его идеал, его любимый образ, тем он народнее; но что нравственная жизнь художника воплощается в известном, видоизменяющемся и часто двоящемся образе,— это не подлежит сомнению.
У Толстого точно так же есть этот преследующий его образ, к которому приковался его анализ, то лицо, от имени которого рассказывает он "Детство, отрочество и юность" и которое в "Семейном счастье" меняет только пол и является женщиной. Образ этот раздвояется, но раздвояется только внешне — в "Записках маркера", в "Люцерне", являясь князем Нехлюдовым и представляя только крайние, последние грани того анализа, который отличает героя "Детства, отрочества и юности" от других современных героев... Он и Нехлюдов — вовсе не то, что Онегин и Ленский, что, с другой стороны, Пушкин-лирик и Пушкин-Белкин; не то, что Арбенин и Звездич, из слияния которых является Печорин, и не то, что Печорин и Грушницкий, то есть идеал и пародия...
