. Благородная шея Рылеева, которую я обнимал как шеюбрата, - по царской воле - повисла у позорного столба. Проклятие народам,побивающим своих пророков!..
Чрез гласных разумею тех сильных вельмож, кои по большей части самым простым звуком, чрез одно отверстие рта, производят уже в безгласных то действие, какое им угодно...
Две партии _сходились_ стена на стену; один из учеников _вел килу_, медленно подвигая ее ногами, в чем с..
Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее — иль пусто, иль темно, Меж тем, под бременем познанья и сомненья, В бездействии состарится оно. М. Ю. Лермонтов
Роман М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени” создан в эпоху правительственной реакции, которая вызвала к жизни целую галерею “лишних” людей. Печорин — это “Онегин своего времени” (Белинский). Лермонтовский герой — человек трагической судьбы. Он заключает в своей душе “силы необъятные”, но на совести его много зла. Печорин, по его же собственному признанию, неизменно играет “роль топора в руках судьбы”, “необходимого действующего лица всякого пятого акта”. Как же относится к своему герою Лермонтов? Писатель пытается понять суть и истоки трагизма печоринской судьбы. “Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж Бог знает!” Печорин жадно ищет приложения своим незаурядным способностям, “необъятным душевным силам”, но обречен исторической действительностью и особенностями своего психического склада на трагическое одиночество. Вместе с тем он признается: “Я люблю сомневаться во всем: это расположение не мешает решительности характера; напротив... я всегда смело иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!” Печорин одинок. Неудачей кончается попытка героя обрести естественное, простое счастье в любви горянки Бэлы. Печорин откровенно признается Максиму Максимычу: “...любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой”. Герой обречен на непонимание окружающих (исключением являются лишь Вернер и Вера), его внутренний мир не в состоянии постигнуть ни прекрасная “дикарка” Бэла, ни добросердечный Максим Максимыч. Впрочем, вспомним, что при первой встрече с Григорием Александровичем штабс-капитан в силах заметить лишь второстепенные черты облика Печорина и то, что “тоненький” прапорщик недавно находился на Кавказе. Не понимает Максим Максимыч и глубины страданий Печорина, оказавшись невольным свидетелем гибели Бэлы: “...его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя...” И только по вскользь оброненному замечанию, что “Печорин был долго нездоров, исхудал”, мы догадываемся о подлинной силе переживаний Григория Александровича. Последняя встреча Печорина с Максимом Максимычем наглядно подтверждает мысль, что “зло порождает зло”. Безразличие Печорина к старому “приятелю” приводит к тому, что “добрый Максим Максимыч сделался упрямым, сварливым штабс-капитаном”. Офицер-повествователь догадывается, что поведение Григория Александровича не является проявлением духовной пустоты и эгоизма. Особое внимание привлекают глаза Печорина, которые “не смеялись, когда он смеялся... Это признак или злого нрава, или глубокой постоянной грусти”. В чем же причина такой грусти? Ответ на этот вопрос мы находим в “Журнале Печорина”. Запискам Печорина предшествует сообщение о том, что на пути из Персии он умер. Так и не находит Печорин достойного применения своим незаурядным способностям. Повести “Тамань”, “Княжна Мери”, “Фаталист” подтверждают это. Конечно, герой на голову выше пустых адъютантиков и напыщенных франтов, которые “пьют — однако не воду, гуляют мало, волочатся только мимоходом... играют и жалуются на скуку”. Григорий Александрович отлично видит и ничтожество Грушницко-го, мечтающего “сделаться героем романа”. В поступках Печорина чувствуются глубокий ум и трезвый логический расчетВесь план обольщения Мери основан на знании “живых струн сердца человеческого”. Вызывая искусным рассказом о своем прошлом сострадание к себе, Печорин заставляет княжну Мери первой признаться в любви. Может быть, перед нами пустой повеса, обольститель женских сердец? Нет! В этом убеждает последнее свидание героя с княжной Мери. Поведение Печорина благородно. Он пытается облегчить страдания полюбившей его девушки. Печорин, вопреки собственным утверждениям, способен к искреннему, большому чувству, но любовь героя сложна. Так, чувство к Вере с новой силой пробуждается тогда, когда возникает опасность навсегда потерять ту единственную женщину, которая поняла Григория Александровича совершенно. “При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете — дороже жизни, чести, счастья!” — признается Печорин. Загнав коня на пути в Пятигорск, герой “упал на траву и, как ребенок, заплакал”. Вот она — сила чувств! Любовь Печорина высока, но трагична для него самого и гибельна для тех, кто его любит. Доказательство тому судьба Бэлы, княжны Мери и Веры. История с Грушницким — иллюстрация того, что незаурядные способности Печорина тратятся впустую, на цели мелкие, ничтожные. Впрочем, в своем отношении к Грушницкому Печорин по-своему благороден и честен. Во время дуэли он прилагает все усилия, чтобы вызвать в противнике запоздалое раскаяние, пробудить совесть! Бесполезно! Грушницкий стреляет первым. “Пуля оцарапала мне колено”,— комментирует Печорин. Переливы добра и зла в душе героя — большое художественное открытие Лермонтова-реалиста. Перед дуэлью Григорий Александрович заключает своеобразную сделку с собственной совестью. Благородство сочетается с беспощадностью: “Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в его душе могла проснуться искра великодушия... Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала”. И Печорин не щадит противника. Окровавленный труп Грушницкого скатывается в пропасть... Победа не доставляет Печорину радости, свет меркнет в его глазах: “Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели”. Подведем итоги “практической деятельности” Печорина: из-за пустяка подвергает свою жизнь серьезной опасности Азамат; гибнут от руки Казбича красавица Бэла и ее отец, а сам Казбич лишается своего верного Карагеза; рушится хрупкий мирок “честных контрабандистов”; застрелен на дуэли Грушницкий; глубоко страдают Вера и княжна Мери; трагически кончается жизнь Вулича. Что же сделало Печорина “топором в руках судьбы”? Лермонтов не знакомит нас с хронологической биографией своего героя. Сюжет и композиция романа подчинены одной цели — углубить социально-психологический и философский анализ образа Печорина. Герой предстает в разных повестях цикла одним и тем же, не меняется, не эволюционирует. В этом — признак ранней “омертвелости”, того, что перед нами действительно полутруп, у которого “царствует в душе какой-то холод тайный, когда огонь кипит в крови”. Многие современники Лермонтова пытались ограничить все богатство образа одним качеством — эгоизмом. Белинский решительно защищал Печорина от обвинений в отсутствии высоких идеалов: “Вы говорите, что он — эгоист? Но разве он не презирает и не ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной? Нет, это не эгоизм...” Но что же это? Ответ на вопрос дает нам сам Печорин: “Моя бесцветная молодость прошла в борьбе с самим собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца; они там и умерли...” Честолюбие, жажда власти, желание подчинить своей воле окружающих овладевают душой Печорина, который “из жизненной бури... вынес только несколько идей — и ни одного чувства”. Вопрос о смысле жизни остается в романе открытым: “...Зачем я жил? Для какой цели я родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначенье высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначенья, я увлекся приманками страстей, пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений, лучший цвет жизни”. Пожалуй, трагизм судьбы Печорина связан не только с социальными условиями жизни героя (принадлежность к светскому обществу, политическая реакция в России после разгрома восстания декабристов), но и с тем, что изощренная способность к самоанализу и блестящее аналитическое мышление, “бремя по-знанья и сомненья” приводят человека к утрате простоты, естественности. Даже врачующая сила природы не в состоянии исцелить мятущуюся душу героя. Образ Печорина вечен именно потому, что не исчерпывается лишь социальным. Печорины есть и сейчас, они рядом с нами... И душа на простор вырывается Из-под власти кавказских громад — Колокольчик звенит-заливается... Кони юношу к северу мчат... В стороне слышу карканье ворона — Различаю впотьмах труп коня — Погоняй, погоняй! Тень Печорцна По следам догоняет меня... Это строки из замечательного стихотворения Я. П. Полонского “На пути из-за Кавказа”.
Тем временем:
... Пора, однако, обратиться к делу: я почти признался выше, что иногда и мне, несмотря на упомянутое золотое правило, бывало скучно. Чаще всего случалось это но вечерам, когда крестьяне, окончив сельские работы, предавались покою и около дома моего становилось пусто. Я тогда обыкновенно садился к открытому окну и в за думчивости слушал унылое пение молодых крестьянок, до поздней ночи веселящихся на вечеринках. Кому слу чалось слышать это пение в северной Малороссии, тому не покажется непонятным, что я не сердился на лай собак, крик филинов и визг летучих мышей, от времени до времени заглушавших песни красавиц. В один прекрасный вечер, я, по обыкновению, сидя у окна, мечтал о будущем н не без грусти вспоминал о прошедшем. Неприметно переходя от воспоминания к воспоминанию, от мысли к мысли, я в воображении принялся за любимое занятие, когда бываю один и без дела ... я начал строить воздушные замки. Живейшее воображение в таких случаях бывает лучшим архитектором. Я не могу пожаловаться на леность своего воображения, и потому воздушные здания с неописанною скоростию возвышались одно другого красивее, одно другого пышнее. Наконец взгромоздив замок, который огромностию и красотою своего превосходил все прочие, я вдруг опом нился и со вздохом обратился к настоящему! Если бы, подумал я, вместо всего несбыточного, которое бродит у тебя в голове, имел ты хотя одного доброго товарища, который бы делил с тобою длинные вечера! Но нет - и этого даже быть не может! Ты осужден оставаться одиноким; друзья твои далеко; и кто из них пожертвует собою, чтоб посетить тебя в такой глуши? Несмотря, однако ж, на то, будь доволен своею судьбою и помни: Что господом дано... Не успел еще я договорить мысленно этого утешительного изречения, как послышалось мне, что кто-то тихо постучался в дверь. Сначала я принял это за игру воображения; но вторичный стук удостоверил меня, что я не ошибаюсь, и я в нетерпеливом любопытстве громко закричал: - Милости просим! Дверь отворилась без скрипа, и вошел в комнату мужчина средних лет и росту повыше среднего...
